Да и вообще – ничего не было и быть не могло.
И только однажды ночью, когда ей отчего-то не спалось, загадочный кот пробрался в мысли девушки. За окнами кипело хлопотливое лето, все документы были наконец собраны и поданы, хомяк не угрожал любимым книжкам, неугомонный Владик давно спал, мама завтра всё-таки собиралась вернуться в родные пенаты и, пожалуй, не одна. Жизнь казалась простой и понятной. А всё-таки…
Ну кто же не хочет хоть на миг оказаться в сказке, увидеть воочию волшебство, ощутить на лице ветер других миров? Даже если всё это окажется только сном. А уж если по-настоящему…
Как там говорил тот кот? Загадать..?
Ольга грустно улыбнулась.
– Вот бы это всё вправду случилось… – произнесла она.
– Так себе желание, – сказал большой белый зверь с отражающими лунный свет глазами, появляясь на подоконнике, а оттуда перепрыгивая на кровать. – Давай другое.
Ольга широко распахнула глаза, онемев, и поверила в происходящее только тогда, когда кот, устав ждать её ответа, начал деловито вылизываться.
А потом она, конечно, загадала новое желание, но это уже совсем другая история.
До осени
Тучи не до конца ещё затянули небо, но в комнате было темно и мрачно. Смотрели из рамок на стене лица, принявшие в полумгле свинцовый оттенок. Удивительную отчётливость обрела посуда за стеклом шкафа, хотя угол, им занимаемый, скрадывали глубокие тени. Близость грозы заставила стихнуть все посторонние звуки. Мир замер в ожидании.
***
Тяжёлые шаги в подъезде разорвали безмолвие квартиры, а тонкие стены и не пытались им помешать. Рыжеволосая девушка подняла глаза от книги и прислушалась. Шаги некоторое время приближались, а затем постепенно начали затихать. Особенно ясно в эти мгновения разносилось по квартире тиканье будильника.
Девушка собиралась вернуться к чтению, когда вновь услышала шумную поступь и почти сразу – стук в дверь.
Оставив книгу на подоконнике, хозяйка квартиры пошла открывать.
– Посылка! – ответил на просьбу представиться из сумрака, клубящегося за линзой глазка, низкий голос.
Когда же дверь открылась, взору предстало серо-зелёное существо нечеловеческого роста. Одежда его была увешана шнурами и эмблемами, кожистая голова, бугрящаяся шишками, разевала широкую крокодилью пасть, усаженную треугольными зубами. Алел высокий гребень, венчающий голову чудовища.
– Ааа! – закричала девушка. Вторя ей, ударил гром.
***
– А ты, Олька, совсем не изменилась. Вот ни капельки. Хотя бы загорела, что ли, – говорил рептилоид, устроившись в большом кресле за столом. Уютно горел светильник в жёлтом абажуре. – Дверь зачем-то поменяла, а сама всё та же.
– Загоришь тут. Двадцать солнечных дней в году и все зимой, – вздохнула сидящая напротив него девушка. – Да и не липнет ко мне загар, Морис. Одни веснушки… Ты пей чай, пей. Устал, наверное, с дороги.
– Я и пью, – отвечал Морис. Он запрокинул голову, открыл пасть и вылил содержимое чашки себе прямо в пищевод. – Вкуса не чувствую, но верю на слово, что хороший чай. Цейлонский?
– Индийский, – улыбнулась Ольга. – Ну, рассказывай. Как добрался?
– Сначала машиной, потом на поезде. Не люблю поезда… Остальные дембеля поехали дальше. Их Касимов в гости зазвал: барашка кушать, вино пить. А я сразу к тебе. Что мне их барашек… На один зуб и то мало будет. Вот твое печеньице – это вещь!
– А ты изменился, Морис, – сказала вдруг Ольга, внимательно глядя на гостя. – Шутишь, как всегда, а сам уже другой.
Рептилоид в расстёгнутой парадке пожал широкими плечами.
– Как… там? Очень страшно? – тихо спросила девушка.
– По-разному, – отвечал Морис серьёзно. – Бывало страшно. А по большей части – как везде. Только колючка намотана, да дети сломанным оружием играют. Ты не верь «ящику», Олька. Не взрывают там ничего. Уже не взрывают. Там народ совсем другой, понимаешь? Ему время нужно, чтобы успокоиться. Ну и крикунов этих, конечно, выгнать. От них вся злоба.
Ольга поднялась на ноги и отвернулась к окну, чтобы прижаться лбом к холодной поверхности стекла. Дождь так и не начался. Гроза уползала на юг.
– А Дима? – спросила девушка наконец. Голос ее звучал глухо. – Как он там?
– Да всё у него нормально, – сказал Морис. Его огромная четырёхпалая рука бережно коснулась плеча Ольги. – Недолго уже осталось. Вернётся твой сержант Кузнецов с медалью, сыграете свадьбу… Чего головой мотаешь? Я тебя, соплюшку вот такую, на санках катал, а ты мне ещё не веришь.
– Я верю, – вздохнула Ольга. – Но от этого проще не становится.
– Да знаю я, – сказал Морис. – Но ты терпи. Пиши чаще письма. Жди. Когда ждут – легче. Осенью обниметесь.
Девушка кивнула и вместе с другом они стали смотреть, как уходят тучи.
А до осени оставалось ровно девяносто семь дней.
Долина перемен
Никто в Долине тысячи ручьёв не заметил, как пришла осень. Когда дня не хватает, чтобы переделать все дела, а стоит коснуться головой подушки и тебя обнимает вечно молодой, смеющийся бог сновидений, просто нет времени следить за увяданием мира. Шум воды, блеск чешуйчатых тел на перекате, новые, вчера только найденные тропы в горах – всё это куда интереснее, чем считать дни и готовиться к переменам. Пока ты юн, перемены просто происходят и всё.
Потому Кенси очень удивился, заметив однажды, что старый клён на вершине холма стал весь красный. Прыгая вверх по камням, он отметил между делом, что его вышитая курточка почти не греет, а валуны холодят ноги сквозь тонкие подошвы тряпичных туфель. Ни разу не встретил он по дороге стрекоз и бабочек, не услышал привычных трелей птиц… Словом, юноша осознал вдруг, что мир вокруг изменился и произошло это словно бы в его, Кенси отсутствие. А может быть… может быть, он и сам теперь другой?
Кенси даже остановился, ошарашенный такой мыслью. Посмотрел на свои руки, потом на ноги, придирчиво оглядел живот. Всё как будто бы оставалось прежним, но точно сказать всё-таки было нельзя. Вот бы посмотреть на себя со стороны!
В конце концов Кенси продолжил путь. Ему хотелось убедиться собственными глазами, что клён и правда стал красным, как кровь.
Склон не был особенно крутым и всё-таки восхождение отняло у юноши немало сил. Если как следует подумать, в последние дни он чувствовал себя каким-то вялым и ослабевшим. Не в этом ли заключалась причина чересчур скорой усталости молодого и крепкого тела?
Кенси долго не мог отдышаться, упёршись лбом в кору дерева на вершине, а ладонями – в колени. А когда перестал сопеть и отдуваться и разогнулся, стряхивая с головы несколько багряных листьев, то понял, что на холме не один.
Старый, седой как лунь мужчина восседал, скрестив ноги, у корней дерева. Кожа его была тёмной, будто камень, а глаза скрывали тяжёлые набрякшие веки.
Кенси удивился старцу. В долине он его не видел до сих пор ни разу. Как древний дед вообще сумел вскарабкаться на такую высоту, да и зачем?
– Присядь со мной, – сказал вдруг старик. – Ты устал, а дело к вечеру.
И действительно: солнце, совсем недавно всходившее над домами селения, хоть и стояло пока ещё высоко, уже явно катилось на закат.
– Кто ты такой? – спросил Кенси и уселся рядом со стариком, приняв ту же позу, что и он.
– Меня зовут Пернатым, – отвечал на это загадочный старец, почти не разжимая губ, так что понимать его было нелегко. – Я сижу здесь уже несколько дней и очень проголодался.
Кенси решил, что сумасшедший дед не знает, как слезть вниз. Ну и поделом: нечего было взбираться на такую кручу! И всё-таки юноша достал из кармана горсть орехов и мелких яблок и разделил трапезу с Пернатым. Он и сам был голоден.
– Скажи мне, уважаемый, отчего листья больше не зелёные? – спросил Кенси наконец. – Что-то происходит в мире, только я не могу понять, что.
– Осень пришла в долину, – отвечал старик просто. – Она всегда приходит в это время. Ты ведь не удивляешься тому, что слива давно уж отцвела и сбросила плоды, а карпов в ручьях сменили налимы.
Кенси прикусил губу. До произнесенных старцем слов он и не задумывался обо всех этих изменениях, воспринимая их как должное. А ведь и правда, всё теперь совсем не так, как было раньше, до этого. А до этого всё было не так, как тогда, совсем давно. Что было раньше этого «давно», юноша, как ни старался, вызвать из памяти уже не мог. Он хорошо помнил, как набивал карманы вишней и земляникой, как ловил плотвичек и гольянов на стремнине, как взбирался на деревья и прятался в кустах, желая подшутить над товарищами. Как следил за блеском солнца на спинах форели и с хохотом бегал от пчёл, не желавших делиться медом. А вот раньше… Что же было раньше? Голова Кенси заболела от усилий, но вспомнить всё равно ничего не удалось.
Так они и сидели вдвоём на вершине холма, молчали, а кленовые красные листья падали им на головы и колени.
